Серия вторая.
Дорога жизни
Прибывший польский электрофикатор был немногословен, вёл себя сдержано-культурно. Скорее даже дружелюбно. Правда сразу же твёрдо настоял на одном: чтобы называли его "учитель". И каждый, кто говорил с ним, что-то такое видел в нём, в его взгляде, что спорить не смел. В дополнение к учителю прилагались 13 работящих таджиков. Ни бельмеса по-русски не понимали, но сносно общались на языке жестов. Местная же администрация выделила 5 своих работяг на подмогу. Так и работал смешанный коллектив всю неделю, пока не наступила пятница... В пятницу местные навострились уйти пораньше, заранее отоварились у местной самогонщицы, и, к часику так четвёртому по полудню, уже ужрались в хлам. Чем и вызвали приступ гнева польского бригадира. Поляк пытался привести их в чувства, но ничего не получилось. Так что разборки он назначил на следующее утро. А пока пошёл к председателю, узнавать где люди водку берут. Председатель на контакт не шёл, ни о какой водке в своём колхозе и слышать не хотел, на электрофикатора посматривал с сомнением: а не засланный ли казачок? Вдруг, это партия его бдительность проверить хочет?! Как тут быть? Так что не солоно хлебавши учитель направил свои стопы в барак, где жила интернациональная бригада. Совет с таджиками держать. Опять проходившая, невзначай, мимо Нюра отметила, что улюлюкали они на языке каком-то, восточном, приторно-сладком, странном очень. Но точно не таджикском. В субботу, когда местные проспались, председатель решил провести заседание, дабы вынести на партийно-народный суд давечий проступок. Но оказалось, что уже с утра, ни свет, ни заря, прям даже и с первыми петухами, польский гость уже провёл профилактическую беседу со своими работничками, после которой те, даже не опохмелившись, пришли на собрание...каяться... Невообразимо даже себе представить, - пронеслось в мозгу председателя, чтобы пять здоровых сельских лбов раскаивались за употребление самогонки... Невероятно, но факт.
Теплый субботний вечер обволакивал. Самогонщица Катя лежала на стоге сена и смотря на закатное небо думала о вечном, о любви... Неожиданно столь приятная полудрёма была прервана шайтаном в тюбетейке, что жестами её куда-то звал.
-Кыш!, - молвила Катя и отвернулась.
Но с должным среднеазиатским упрямством, примерно как баран, тюбетейка не отставал.
-Ладно, пошли, - потянулась Катя и тут же одёрнула некстати задравшееся платье.
Таджик привёл Катю в полуразвалившуюся халупу на краю деревни. В нём не было света, но внутри виднелось приглушенное сияние. Заинтригованная, Катя сама направилась внутрь. Увиденная картина слегка поразила её. По четырём углам комнаты в позе лотоса сидело по таджику. Ровно по середине каждой стены сидело по 1 местному. У всех восьми было по свече в каждой руке. В центре комнаты стояло четыре стула. Два напротив друг друга, на расстоянии не более полуметра, и два немного сзади и по бокам первого. Тогда три стула образовывали как бы клин, и указывали на последний. На первом стуле, что стоял в центре, сидел польский прораб. На левом заднем стуле, за его спиной сидел последний местный. На правом - таджик. Свободный стул было предложено занять Кате. Немного взволнованная она тут же взяла себя в руки и с достоинством разместилась на предложенном месте.
- Ну и что за маскарад?, - отшутилась Катя.
- Веруешь ли ты в Бога, сестра? - вкрадчиво поинтересовался Учитель.
Катя растерялась: ей вдруг стало очень не уютно. Совсем не по себе... Абсолютно случайно оказавшаяся поблизости Нюра настроила ушные локаторы в ожидании продолжения разговора...
