[Hogfather]

Twuk, напоминаю. Недавно в отечественной литературе (у Фонвизина) поднималась проблема домашнего образования. Вещь, сами понимаете новая, не все успели ознакомиться, поэтому цитирую может слегка избыточно. Надеюсь, что автор не будет возражать.

Вот в чем дело, батюшка. За молитвы родителей наших, - нам, грешным, где б и умолить, - даровал нам господь Митрофанушку. Мы все делали, чтоб он у нас стал таков, как изволишь его видеть. Не угодно ль, мой батюшка, взять на себя труд и посмотреть, как он у нас выучен? Стародум. О, сударыня! До моих ушей уже дошло, что он теперь только и отучиться изволил. Я узнал, кто его и учители. Вижу наперед, какому грамотею ему быть надобно, учася у Кутейкина, и какому математику, учася у Цыфиркина. (К Правдину.) Любопытен бы я был послушать, чему немец-то его выучил. Г-жа Простакова. Всем наукам, батюшка. Простаков. Всему, мой отец. Митрофан. Всему, чему изволишь. Правдин (Митрофану). Чему ж бы, например? Митрофан (подает ему книгу). Вот, грамматике. Правдин (взяв книгу). Вижу. Это грамматика. Что ж вы в ней знаете? Митрофан. Много. Существительна да прилагательна... Правдин. Дверь, например, какое имя: существительное или прилагательное? Митрофан. Дверь? Котора дверь? Правдин. Котора дверь! Вот эта. Митрофан. Эта? Прилагательна. Правдин. Почему ж? Митрофан. Потому что она приложена к своему месту. Вон у чулана шеста неделя дверь стоит еще не навешена: так та покамест существительна. Стародум. Так поэтому у тебя слово дурак прилагательное, потому что оно прилагается к глупому человеку? Митрофан. И ведомо. Г-жа Простакова. Что, каково, мой батюшка? Простаков. Каково, мой отец? Правдин. Нельзя лучше. В грамматике он силен. Милон. Я думаю, не меньше и в истории. Г-жа Простакова. То, мой батюшка, он еще сызмала к историям охотник. Скотинин. Митрофан по мне. Я сам без того глаз не сведу, чтоб выборный не рассказывал мне истории. Мастер, собачий сын, откуда что берется! Г-жа Простакова. Однако все-таки не придет против Адама Адамыча. Правдин (Митрофану). А далеко ли вы в истории? Митрофан. Далеко ль? Какова история. В иной залетишь за тридевять земель, за тридесято царство. Правдин. А! так этой-то истории учит вас Вральман? Стародум. Вральман! Имя что-то знакомое. Митрофан. Нет. Наш Адам Адамыч истории не рассказывает; он, что я же, сам охотник слушать. Г-жа Простакова. Они оба заставляют себе рассказывать истории скотницу Хавронью. Правдин. Да не у ней ли оба учились и географии? Г-жа Простакова (сыну). Слышишь, друг мой сердечный? Это что за наука? Митрофан (тихо матери). А я почем знаю. Г-жа Простакова (тихо Митрофану). Не упрямься, душенька. Теперь-то себя и показать. Митрофан (тихо матери). Да я не возьму в толк, о чем спрашивают. Г-жа Простакова (Правдину). Как, батюшка, назвал ты науку-то? Правдин. География. Г-жа Простакова (Митрофану). Слышишь, еоргафия. Митрофан. Да что такое! Господи боже мой! Пристали с ножом к горлу. Г-жа Простакова (Правдину). И ведомо, батюшка. Да скажи ему, сделай милость, какая это наука-то, он ее и расскажет. Правдин. Описание земли. Г-жа Простакова (Стародуму). А к чему бы это служило на первый случай? Стародум. На первый случай сгодилось бы и к тому, что ежели б случилось ехать, так знаешь, куда едешь. Г-жа Простакова. Ах, мой батюшка! Да извозчики-то на что ж? Это их дело. Это-таки и наука-то не дворянская. Дворянин только скажи: повези меня туда, свезут, куда изволишь. Мне поверь, батюшка, что, конечно, то вздор, чего не знает Митрофанушка. Стародум. О, конечно, сударыня. В человеческом невежестве весьма утешительно считать все то за вздор, чего не знаешь. Г-жа Простакова. Без наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что- нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю, покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так сказать, с голоду.