[Дмитрий В.]

Навеяно

Сообщение от Zeratul

делать тату в принудительном порядке

Сообщение от Jacky

на лбу сразу делать

Сообщение от Jacky

»Не забуду ВАК родную»

Сообщение от Дмитрий В.

перстни колоть

А также фильмом «Джентльмены удачи»
Прошу прощения, если кого-то этот рассказ заденет по идеологическим соображениям, а также за многабукав.

ВУЗ – Высшая Учебная Зона

Иван Петрович Сидорецкий, по-старому доцент псевдовузика в городе N, а по-новому – старший учащий надзиратель высшего учебного заведения общего режима, пришел к первой утренней паре, и коллег на кафедре, вернее, на учебно-охранном посту, еще не было. Вставать рано утром Ивану Петровичу ой как не хотелось, и поначалу он даже попробовал наехать на деканат, не по-серьезному, а так, для разведки боем. Но когда лаборант деканата, двухметровый бывший штангист, которого все звали просто Вася, предложил выйти и перетереть как мужик с мужиком, Иван Петрович, хоть был и не робкого десятка, струхнул. Вася, довольный произведенным эффектом, затем сменил гнев на милость и в нескольких словах объяснил ситуацию. Из-за перехода на новый образовательный стандарт общего режима или Ивану Петровичу, или его начальнику, но придется ходить в понедельник к 8 утра. А его начальник, Сергей Панкратьевич Ломов, был известный беспредельщик и по такому поводу сам мог наехать на деканат, да по-крупному. Если не стрелку декану забить, то другую какую подлянку устроить. У него на коленях даже «роза ветров» была наколота, а этот древний символ означал, что его носитель ни перед кем не становится на колени – не то, что перед деканатом, а даже перед ректоратом! Если же Иван Петрович сейчас согласится на утренние занятия, то – Вася даже пообещал «Зуб даю!» и цыкнул зубом – в следующем семестре – никакой работы по субботам и никаких первых пар! Иван Петрович подумал и согласился.
На посту Иван Петрович зашел в свою кабинку для переодевания, открыл свой шкаф и начал неспешно облачаться. Пиджак и брюки аккуратно повисли на плечиках, на смену им пришел форменный мундир из прочной ткани со знаками различия старшего надзирателя, а поверх него – легкий бронежилет. От серьезного оружия он не спас бы, но – были прецеденты – помогал от самодельной заточки, ножа или самопала. К портупее прицепил кобуру с ТТ, дубинку и баллончик со слезоточивым газом. В специальный подсумок отправились два запасных магазина, а свисток на длинном шнурке устроился на груди. Иван Петрович включил рацию, поднес к губам, сказал: «Нулевой, Нулевой, это Четвертый, я на позиции, выдвигаюсь, прием!» и зажал тангенту. «Четвертый, это Нулевой, понял тебя, разрешаю, прием!» прошуршала рация, и через секунду: «Ваня, это первый курс, пока еще борзые, так что ты поосторожнее там, ясно? Прием». «Нулевой, понял тебя. До связи». Иван Петрович убрал рацию в нагрудный карман и бодро зашагал по коридору.
За решеткой у аудитории уже собралась толпа трудновоспитуемых студентов, а в некотором отдалении – двое конвойных. «Ну что, морды, хулиганить будем?» - весело окликнул их Иван Петрович, на что угрюмые личности в академических робах ответили, что «и в мыслях не было!». «Ну ладно», - Иван Петрович открыл зарешеченную дверь и отошел назад. Эти моменты были самыми опасными – бывало, отчаявшиеся пытались просунуть руку сквозь решетку и ухватить преподавателя. Но в этот раз, к счастью, обошлось. Иван Петрович спросил: «Кто пахан?» Пахан, а по-старому – староста, тут же откликнулся. На вид пахан был энергичный, но хитрый, себе на уме. «Список барака мне подай, и себя там отметь!» - «Уже готово!» - пахан положил бумажку в переворачивавшийся туда-сюда ящик – основное средство связи между преподавателями и обучаемыми. Иван Петрович встал за обшитую сталью кафедру и начал проводить семинар. На листах металла еще виднелись царапинки от маленьких пулек, летевших в летнюю сессию позапрошлого года, когда по недосмотру охраны кому-то из контингента удалось (не без помощи снаружи, конечно) пронести пневматику. Когда оценка неудовлетворительно хозяину воздушки не понравилась, он попытался запугать ей экзаменатора. Тот, не будь дурак, натянул по уши спецшлем с забралом, который всегда был в аудитории, юркнул за кафедру и нажал на тревожную кнопку. Правда, перепутал и включил пожаротушение, поэтому наряду охраны, прибывшему по тревоге, пришлось забирать зачинщика беспорядков облитого холодной водой и в пене. Точно так же выглядели и остальные, сильно обидевшиеся за это на зачинщика. Поэтому после того, как зачинщик отсидел месяц в карцере (под него переоборудовали библиотеку и заставляли читать учебники с перерывами лишь на сон и прием пищи), он вскоре начал ходить очень тихий и с дыркой, просверленной в обложке зачетки. Это был древний символ так называемого «опущенного», которым боялся стать любой нормальный воспитуемый. Опущенный писал за пахана лекции и делал за любого, кому было в лом, лабораторные, переписывал набело накаляканные левой пяткой домашние задания, ходил в библиотеку вместо пахана… Так и проходил, бедолага, весь последний год до выпуска.
На половине пары, когда Иван Петрович дал письменное задание и все тихонько скрипели ручками по листам, он заметил, что последняя парта чем-то очень увлечена. Незаметно приглядевшись и прислушавшись, он понял, что там играют в домино. Посмотрев по сторонам внимательнее, он заметил, что бОльшая часть тоже занята валянием дурака, а не написанием работы. Кто-то тихонько резался в морской бой, кто-то, пряча карты под партой, играл во что-то азартное. Но так явно на учебу забили лишь обитатели «Камчатки». Костяшки щелкали, и казалось, что сейчас кто-то из них вскочит и воскликнет: «Рыба!» Иван Петрович встал за кафедру, положил руку на кнопку включения сирены, висевшей аккурат над «Камчаткой» и нажал. Результат превзошел все ожидания. Доминошники подскочили до потолка, рассыпали костяшки, поняли, что раскрыты и приготовились к карам египетским. Иван Петрович сверился со списком и рявкнул с идущей вверх интонацией и повышением голоса: «Федорюк, Кривоколенов, сюда, бегом!» Ханурики испуганно подбежали к решетке. «Остальные – продолжайте», - сказал доцент. Он тоже подошел к решетке со своей стороны и зашипел: «Вам учиться надоело, да, негодяи?» - «Никак нет!» - «Никак нет, господин старший надзиратель», - поправил Иван Петрович, - «в крайнем случае, никак нет, господин доцент!». «Так точно, никак нет, господин доцент!» - выпучив глаза, проорали незадачливые игроки. «И что мне с вами теперь делать, а, оглоеды? Может, пожарную систему включить, а? В опущенные захотелось?» Гаврики побледнели и замотали головами, эту историю знали уже все, даже новички. Но одно дело проходить так год, а другое дело – всю учебу. Восстановить статус потом было практически нереально, разве что идти в «красные» - студенты, стучавшие на своих товарищей. Но хрен редьки не слаще. «Или пера отведать хотите?» - продолжал Иван Петрович. Нарушители замотали головой чуть менее интенсивно. По сравнению со статусом опущенного это был курорт – переписывание конспектов перьевой ручкой, когда за кляксу лупили логарифмической линейкой. «Знаешь,» - доцент обращался теперь к тому из игроков, который казался похлипче, и протянул вперед сжатую в кулак руку, - «что означает эта татуировка?» На тыльной стороне ладони расположилась голова слона с грозно торчащими бивнями, а под ней – искусно изображенная финка. «Н-никак нет, не могу знать, господин старший надзиратель!» - отрапортовал тот. «Подумай, что это?» - «Слон, господин старший надзиратель!» - «Правильно, СЛОН! Смерть! Лентяям! От! Ножа!» - Иван Петрович паузами резко отделял слова, воздел кверху кулак и грозно потряс им. Тот из двойки, к которому он обращался, икнул и начал закатывать глаза. «Но-но, без этих мне тут штучек!» - взбодрил его окриком Иван Петрович и продолжил. - «Оба по пять суток карцера получите, заслужили. Еще раз поймаю – перо схлопочете, а если в третий раз» - он нехорошо улыбнулся, - «лучше вам не знать, что бывает с теми, кто попадается третий раз. А теперь марш дописывать!». Тот архаровец, что оказался покрепче, потащил за собой еле волочащего ноги приятеля. Доцент удовлетворенно хмыкнул. Это они запомнят надолго, так что успеваемость должна поползти вверх. Вряд ли придется таскаться на пересдачи. Если нет – придется подождать очередного промаха контингента, возомнившего себя умнее надзирателей.
Последняя работа легла в ящик, Иван Петрович повернул его к себе и взял кипу бумаг. Все студенты встали: «До свиданья, товарищ старший надзиратель, спасибо за науку!» «Вольно, можете идти», - доцент разблокировал дверь с пульта и дождался, пока все выйдут, сопровождаемые в голове и хвосте колонны конвоем, дожидавшимся окончания пары снаружи. Затем закрыл за собой аудиторию и пошел на кафедру.
Там было шумно и весело. Ященко и Глазуненко играли в дурака. Ящик (как его называли коллеги) явно выигрывал, а Глаз, как его называли коллеги, или Зенка, как за глаза шептались недоброжелатели, явно был в минусе. На глазах Ивана Петровича Ящик сбросил с рук последнюю карту и изобразил телом подобие цыганочки. «Оба-на! Получи, Глазик, и распишись!» - он весело подвинул стопку работ к Глазуненко. «На домашки играем?» - спросил Сидорецкий. «Ага, будь они неладны!» - буркнул Глазуненко. – «А то хочешь, садись с нами, Вань, а?» «Не, я с Ящиком только в крестики-нолики на щелбаны», - отшутился Иван Петрович. Он снял бронник и повесил на спинку стула, расстегнул мундир. «А что не на курсовиков играем?» Глазуненко снова грустно вздохнул и сказал: «С домашкой день мучаешься, а с курсовиком четыре года». Ящик, тасовавший карты, тоже вопросительно глянул на Ивана, но тот помотал головой. Он помнил, как, проигравшись в пух и прах в надежде отыграться, проверял лабораторные целого курса в дополнение к своим.
Тут дверь скрипнула, и в щель заглянула хитрая физиономия курсовика Сидорецкого. «Иван Петрович, можно к Вам?» Доцент грустно вздохнул, припоминая фамилию остолопа-»хвостиста». «Васечкин? Ну, заходи, коли пришел». Обратился к конвойному: «Сержант, можете подождать в коридоре, мы недолго, а потом сопроводите его на занятие». Сержант кивнул и встал за дверью, расставив ноги на ширину плеч и заложив руки за спину. Васечкин начал было: «Я уже отпросился», но, взглянув на Ивана Петровича, замолчал. «Ну что, хотя бы сейчас, в сентябре, ты свою работу подготовил?» - угрюмо спросил доцент. «Так точно, гражданин начальник!» - радостно воскликнул Васечкин и протянул пачку листов. «Ну-ну, не паясничай,» - Иван Петрович начал бегло проглядывать работу. На третьей странице испытал дежа вю, а на пятой ясно вспомнил своего дипломника Н., защитившегося три года назад, который пользовался теми же данными, методикой и оборотами, и побагровел. «Что, провести меня вздумал, да? Работу трехлетней давности выдавать за свою вздумал? Думал, я не помню?» - начал допрашивать он Васечкина, который буравил взглядом пол. «В глаза смотреть! Думал доцента на мякине провести? Думал?». – «Думал…» - честно ответил Васечкин. Иван Петрович почувствовал, что выходит из себя. «А вот это ты видел?» - он сбросил форменную куртку, ухватился за воротник майки и рванул. Васечкин уставился на украшавшую грудь доцента татуировку – размашистую надпись: «Пусть [censored] буду, если ВАК родную забуду!» Доцент одним движением разорвал стопку листов вдоль, затем поперек, сложил из пальцев правой руки «козу» и, шевеля ими, начал наступать на Васечкина. Казалось, что знаменитый слон шевелит ушами, машет ножом, а в роли бивней выступали заросшие темными волосами фаланги пальцев. «Пасть порву! Моргалы выколю! Проделанная самостоятельно работа меньше письки таракана!» Васечкин кинулся к двери и начал биться наружу, но забыл, что двери в учебных зонах открывались внутрь, чтобы облегчить штурм при крайних обстоятельствах. Он завопил: «Доценты зрения лишают!» и зажмурился. Сержант распахнул дверь, чуть не размазав Васечкина об стену, зашел и споро завернул ему руки за спину, заставил наклонить спину, положив дубинку на шею. Сержант привык к тому, что визит студента к надзирателям нередко заканчивается чем-то подобным, и знал: чем быстрее иммобилизуешь контингент, тем меньше шансов, что кто-то пострадает. Иван Петрович крикнул вслед: «В карцер его, на неделю! А сначала – к генерал-экзекутору отведите, пусть всыплет десяток горячих и на колени на горох поставит на полчасика!» Сержант кивнул и быстро полуповел - полупотащил горе-исследователя по коридору.
Иван Петрович устало опустился на стул. Ящик с Глазом уже стояли рядом, один с рюмкой, другой с огурцом. «Выпей, полегчает!» Доцент последовал совету друзей. Полегчало. Он горько вздохнул: «А ведь было время, преподаватель мог зайти в аудиторию без пистолета и дубинки! Да что там пистолет, даже без бронника», - он погладил свой бронежилет, - «я сам в старых книжках читал!». «Неа, не представляю», - сказал Ящик, а Глаз кивнул.