Козлова Л.А.
Скрытый текст
Защита диссертаций в СССР в 30-е годы 20-го века
"Без защиты диссертации…": статусная организация общественных наук в СССР, 1933–1935 годы
Козлова Лариса Алексеевна — кандидат философских наук, старший научный сотрудник Института социологии РАН.
Работа выполнена при финансовой поддержке Российского фонда гуманитарных исследований (грант N 00–03–003236а).
Автор выражает признательность Г.С. Батыгину за обсуждение архивных материалов, а также предварительной версии данной статьи.
Социальный институт науки включает в себя "инфраструктуру" — институции и функционально-ролевую иерархию, "человеческие" ресурсы, а также текст науки (письменный и устный), артикулирующий совокупное знание. Институты науки относительно независимы от ее "человеческого" компонента. Иными словами, развитая инфраструктура науки сама по себе не обусловливает возникновения нового результата и при определенных обстоятельствах может подавлять "человеческий" компонент. В таких случаях институции превращаются в некие "институциональные шаблоны" — организационные формы, вписанные в социальную структуру общества и власти. Их существенные свойства фактически не зависят от идеологии и общественного устройства. В них определены социальные роли участников, например, установлены ученые степени и звания, однако сами эти роли маркируют прежде всего соответствие работы ученого институциональному шаблону, а не ее "реальную" ценность. Институциональные шаблоны содержат не только явные и латентные функции, но и функции имитационные, фиктивные или компенсаторные. В этом отношении отсутствие ученых степеней у выдающихся исследователей является своеобразной нормой нарушения нормы1 так же, как и их наличие у малообразованных людей, волею случая включенных в научное сообщество. Нередко институты науки служат средством реализации вненаучных задач (распределительных, воспитательных, контрольных). Такова советская модель организации науки, которая поддерживается в качестве государственного сегмента и в посткоммунистический период.
В деятельности любого научного сообщества, сколь бы свободным оно ни было, возникают статусные номенклатуры. В советской истории это нашло выражение в создании иерархии ученых степеней и ученых званий после ликвидации "сословных различий", предусмотренных одним из первых декретов большевистской власти. Было ли восстановление "диссертаций" как формы легитимации научного ранга при советском режиме обусловлено давлением власти или можно говорить о встречном движении власти и научного сообщества? "Диссертация" представляла собой форму селекции и границу, отделявшую научное сообщество от "большого" советского общества, но в то же время играла роль промежуточного институционального шаблона, который предусматривал присвоение научного ранга "без защиты диссертации" с последующим повышениям общественного статуса и уровня благосостояния. Рассматриваемая в данной статье историко-научная проблема может быть сформулирована в виде вопроса: кто и почему входил в высшие профессиональные эшелоны науки и образования без защиты диссертации?
В дореволюционный период в России действовала система научной и педагогической аттестации, созданная в результате заимствования регламентов европейских, прежде всего немецких, университетов. До начала ХХ века ученые звания присуждались только в стенах университетов. В высших учебных заведениях технического профиля, где на первом месте стояло преподавание практических знаний, научной аттестации вообще не было. Приоритет отдавался инженерным дисциплинам, в то время как общественные науки объединялись под названием "юриспруденция". Первыми профессорами обществоведения были С.Е. Десницкий и И.А. Третьяков, которые с 1761 г. прошли курс обучения в университете Глазго и удостоились там ученых степеней докторов наук без защиты диссертаций. На родине они получили звания экстраординарных профессоров [1]. До последней четверти XVIII века решающую роль в присуждении ученых степеней играло само академическое сообщество, которое, следуя идеалу "автономности и свободы образования" использовало публичные формы аттестации — экзамены, диспуты, оценку диссертаций и т. п. "Неформальный" период развития гратификационной системы продолжался фактически до начала XIX века.
Система научной аттестации содержала и прагматический компонент: она влияла на сословный статус преподавателей, а следовательно, и на их благосостояние. М.В. Ломоносов в 1755 г. писал: "Профессоры в других государствах, не взирая на их великое довольство, имеют, во-первых, чины знатные и всегда выше или по последней мере равно коллежскими асессорами считаются, второе, ободряются к прилежному учению не токмо произведением в чины, но и возвышением в знатное дворянство, так что нередко бывают за особливое достоинство произведены по первому в Тайные советники, по второму в фрейгеры или бароны". Униженное, по сравнению с чиновниками, достоинство отечественных профессоров, продолжал Ломоносов, ведет к "помешательству в размножении учения" [2, с. 15].
Первым законодательным актом, вводящим ученые степени (1803 г.), устанавливалось соответствие между ними и Табелью о рангах: если на государственную службу поступал кандидат, то он получал чин XII класса (губернский секретарь), магистр — IX (титулярный советник), доктор — VIII (коллежский асессор) [2, с. 55].
В середине XIX века было законодательно оформлено соответствие между ученой степенью и сословным положением: например, кандидат из мещанского сословия становился "личным почетным гражданином", а магистр или доктор получал "личное дворянство". В университетском уставе 1884 г. зафиксировано соотношение чинов и должностей для обладателей ученых степеней: "ректор — IV класс (действительный статский советник), декан и ординарный профессор — V класс (статский советник), экстраординарный профессор — VI класс (коллежский советник); преподаватели низшего ранга — VII–VIII классы (надворный советник, коллежский асессор)" [2, с. 60].
По всей вероятности, требования, предъявляемые к государственному чину профессора, были невысоки. Понадобилась экспертиза научной компетентности претендентов на университетские должности. Министр народного просвещения А.Н. Голицын отмечал, что места профессоров и адъюнктов часто занимают лица "без достаточных доказательств о способности для занятия оных", и "легкость, с какой получаются сеи места, привлекает столь много искателей, а вместе уничтожает и цену самих званий" [2, c. 58]. Голицын настаивал на том, что профессором может стать только ученый, защитивший докторскую диссертацию. Фактически же принцип защиты диссертации в дореволюционной России так и не утвердился. С 1803 по 1819 гг., а затем с 1863 г. и впоследствии действовал институт почетных докторов (возобновившийся и в 1930-е годы), то есть "мужей, известных своей ученостью и сочинениями, или отличившихся в государственной службе в иностранных землях и в Российской империи" [2, с. 62], но не защитивших докторскую диссертацию. Очередность присвоения ученых степеней и присуждения ученых званий нарушалась и иными "законными" способами: так, университетским уставом от 1884 г. была упразднена должность доцента; чтобы не потерять опытных педагогов, пришлось бывших доцентов перевести на должность экстраординарных профессоров с обязательством защитить докторские диссертации. А в 1902 г. Министерство просвещения разослало по университетам циркуляр, в котором разрешало временно замещать профессорские должности магистрами, взяв с них обязательство в течение трех лет после этого назначения получить ученую степень доктора наук [2, с. 59].
Коммунистическая атака на систему распределения научных статусов началась в 1918 г. Дело заключалось не столько в "перевоспитании буржуазной профессуры", сколько в установлении равного доступа к образованию и уничтожении сословных привилегий, к числу которых относилась и привилегия быть образованным. Замнаркома просвещения М.Н. Покровский составил тезисы, определившие политику режима в сфере науки и образования. Суть программы Покровского заключалась во введении бесплатного обучения; уничтожении дипломов как документального свидетельства привилегии (отныне дипломы не требовались для поступления в университет, равным образом, не выдавались при окончании университета), уничтожении ученых степеней, открытом конкурсе для замещения должностей на кафедре, выборности профессуры на срок не более 5 лет, коллегиальности управления как университетом, так и всеми его учреждениями, обязательном участии учащихся в управлении университетом, обязательном участии университетов в распространении "научного образования" среди широких масс, создании факультетов общественных наук для разработки и распространения идей научного социализма и ознакомления широких масс с переменами в общественно-политическом строе России, автономии университетов "в деле дальнейшей организации учебной части". Последний пункт тезисов, по свидетельству М.Н. Покровского, был "изничтожен" В.И. Лениным, который "не выносил и мысли о каких бы то ни было буржуазных автономиях" [3, с. 98]. Хотя в начале 20-х годов ни у высшего политического руководства (Ленина и Троцкого), ни в наркомате просвещения не было четких программ реформирования науки, цели были ясны: расформировать буржуазный профессорско-преподавательский корпус, введя принцип всероссийской конкурсной выборности преподавателей.
В 1920–1930-е годы в России проводилась полная реорганизация существовавшей науки и строительство иерархической структуры, способной управлять этим процессом. А потому здесь потребовалась суровая дисциплина партийно-правительственных приказов и установлений, хотя короткий "неформальный период" все же был. Создание советской гратификационной системы имело сугубо административно-хозяйственные цели. Достаточно отметить, что реорганизация науки в 1930-е годы и, в частности, введение ученых степеней и званий напрямую связывалась с народно-хозяйственными планами. Показательно, что главным органом, утверждавшим их, в рассматриваемый период была Высшая аттестационная комиссия при Всероссийском Комитете по Высшему техническому образованию (ВК ВТО), в непосредственном ведении которого находилась не фундаментальная наука, а в первую очередь прикладные, технические, отрасли знания.
Общественные науки представляли собой специфическое образование. Аттестационная система того времени должна была отвечать целям народно-хозяйственного строительства, которые философия не могла решать напрямую, а только опосредованно, через идеологию. Таким образом, общественные науки остались "на обочине" научной аттестации: знаки отличия в общественных науках присваивались преимущественно на основании заслуг в борьбе на идеологическом фронте или за народно-хозяйственную деятельность, то есть отличались выраженным номенклатурным характером. Такому положению способствовала еще и некоторая ущемленность общественных наук со стороны высших аттестационных органов науки и образования, отдававших приоритет точным и естественным наукам, приближенным к производству. Не исключено, что мининский призыв "Философию за борт!" находил отклик в руководящей партийной интеллигенции.
В середине 1930-х годов лидирующее положение в системе научной гратификации заняла Всероссийская комиссия по высшему техническому образованию (ВК по ВТО), что находилось в полном логическом непротиворечии с задачей по сближению науки и производства, но ущемляло права философии на вхождение в аттестационную систему. Случилось так, что философии какое-то время пришлось доказывать свою равноправность с техническими и другими прикладными науками в сфере научно-педагогической аттестации. В частности, процессуально это выразилось в противостоянии Комитета по заведованию учеными и учебными учреждениями ЦИК СССР (Ученого комитета), в ведении которого находились главные учебные заведения социально-гуманитарного профиля, и ВК ВТО.
Ликвидация дореволюционной системы гратификации преследовала главную цель – расформировать буржуазный профессорско-преподава-тельский корпус, введя принцип всероссийской конкурсной выборности преподавателей, а вместе с этим – ликвидировать буржуазные программы и лекционные курсы по общественным наукам, заменив их марксистскими. Первым законодательным шагом был декрет Совнаркома от 1 октября 1918 г. "О некоторых изменениях в составе и устройстве государственных ученых и высших учебных заведений Российской республики" [4]. Этим декретом упразднялись ученые степени доктора и магистра, ученые звания адъюнкта и приват-доцента, отменялась иерархия профессорских званий — заслуженный, ординарный, экстраординарный, адъюнкт-профессор и доцент. Всем лицам, самостоятельно ведущим занятия в вузах, автоматически присваивалось звание профессоров, остальным — преподавателей. Приват-доценты, проработавшие в этой должности не менее трех лет, также получали статус профессоров.
Устанавливался срок пребывания профессоров и преподавателей на своих должностях: те из них, у которых к 1 октября 1918 г. истекал 10-летний стаж работы в данном вузе, а также те, у кого общий педагогический стаж составлял 15 лет, освобождались от занимаемой должности с 1 января 1919 г. Восстановиться в должности они могли лишь на основе Всероссийского конкурса. Штатные профессора переизбирались через 10 лет работы, преподаватели – через 7, сверхштатные профессора и преподаватели – через 5 лет. Научные сотрудники утверждались только на 3 года и могли быть переизбраны лишь в особых случаях и всего на один год. Первые Всероссийские конкурсы показали, что эксперимент по скорейшему расформированию профессорско-преподавательского корпуса не удался: заведующими кафедрами преимущественно избирались уволенные профессора. Более того, решающего обновления профессуры кафедр не произошло и в ходе перевыборной компании 1929 г. [3, с. 344].